Новости

Благотворительная организация оказалась в нужном для Ани месте и в нужное для нее время.

Анна Андреевна Баша уже знает, в какую школу пойдет через неделю — в первый класс. Вон она, рядом с домом. Анина бабушка, Валентина Петровна, рассказывает: когда записывались в школу, медсестра полистала медицинскую карту – «ну и букет у тебя...» Сразу предупредила: «Будешь ходить в группу здоровья, там дыхательная гимнастика, лечебная физкультура». Замечательно, когда в школе есть группа здоровья. Но, может, скоро Ане никакая лечебная физкультура не понадобится.

Поболит — пройдет?

1 августа в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева Аню прооперировали, заблокировали специальной заплаткой-зонтиком открытый артериальный проток. Этот самый проток (он еще называется «Боталлов») — коротенький кровеносный сосуд, соединяющий у еще не рожденного ребенка легочную артерию и аорту. В норме он зарастает вскоре после рождения. Если не зарастает, то это — врожденный порок сердца. Из-за него основная часть крови не попадает в большой круг кровообращения, циркулируя в легких, а остальной организм испытывает постоянное кислородное голодание. Легким тоже приходится тяжело: повышенное давление в их сосудах создает условия для регулярных пневмоний и бронхитов. Иногда проток со временем сам закрывается, хоть и позже, чем положено. Если нет, требуется оперативное вмешательство. Раньше Боталлов проток ушивали, теперь разработана более щадящая методика: «зонтик» вводится через артерию на бедре.Про то, что у Ани врожденный порок сердца, стало известно лишь недавно. До этого родные голову ломали: с чего ж ребенок болеет и болеет? До трех лет вроде бы все было нормально. Но как отдали в детский сад — началось. Простудилась — пневмония. Еще раз простудилась — тяжелый бронхит. Потом прибавилась астма. Говорят, у астмы аллергическая природа, но толчком часто служат именно воспалительные заболевания легких. Из садика Аню вскоре забрали, только болезни все равно продолжались. А еще девочка, подвижная и веселая, набегавшись-напрыгавшись, начинала жаловаться, что сердце колет. В Сургуте, где жили до недавнего времени, всех врачей обошли. Про простуды маме и бабушке объясняли: климат здесь такой, для детей вредный. Про сердце: да мало ли чего у ребенка колет, вырастет — пройдет. Кстати, и в Москве, куда недавно перебралась семья, врачи никаких сердечных патологий у Ани не обнаружили. Шумы не прослушивались, кардиограмма, эхограмма — все в норме.Только в ноябре 2006-го, когда Аня попала в Русаковскую больницу с очередным обострением астмы и на пике приступа сердцу пришлось особо тяжело, тамошний кардиолог вдруг услышал шумы. Снова начали ходить от доктора к доктору. Кардиограмма, эхограмма, рентген... Опять все чисто. Кто-то из врачей посоветовал обратиться в «бакулевку». Там после 15-минутного обследования наконец поставили правильный диагноз.

Секретные материалы

Про Бакулевский центр бабушка Валентина Петровна (именно она лежала там с Аней) рассказывает только хорошее. Все на высшем уровне – и обследование, и лечение, и отношение:

— Понятно, почему там лежит очень много ребятишек из среднеазиатских и кавказских республик. Думаю, в этих государствах клиник и врачей такого уровня просто нет. Но только вот что непонятно: где наши-то дети с пороками сердца лечатся?

Где-где... Из ее же предыдущего рассказа ясно где. Почему не все, кому «бакулевка» крайне необходима, сюда добираются? Во-первых, нет информации. Взять анину семью. Люди образованные, с интернетом дружат. И то сколько времени и денег зря потратили на хождение по другим больницам. Хотя, казалось бы, давным-давно врачи, к которым попадал «непонятный» ребенок, должны были посоветовать родственникам обратиться сюда. Во-вторых, дозвониться в Бакулевкий центр, чтобы записаться на консультацию, очень сложно. Если живешь в Москве, можно по крайней мере доехать до регистратуры. А иногородним что делать? Валентина Петровна вспоминает, как два с лишним часа жала на телефонные кнопки, пока пробилась. Но это уже после того, как на семейном совете решили: бросай, бабушка, работу, занимайся внучкой. Раньше мама Ира со службы пыталась дозваниваться. Не справилась. В-третьих — и это самое главное — твоего ребенка положат на операцию только после того, как внесешь деньги или представишь гарантийное письмо об оплате. А операции бывают разной сложности. Вместе с Аней в палате лежала девятилетняя Вика из Жуковского («вся-вся в проводах», — вспоминает Аня). Ее операция стоила 370 тыс. рублей. Вика сирота, опекунша — бабушка, работающая в Доме ребенка. Бабушка бы таких денег ни за что бы не насобирала. Вике повезло, «попала в квоту», за нее заплатил Минздрав. Далеко не на всех детей с пороками сердца этих минздравовских квот хватает. Ставят на очередь. Но до момента, когда очередь подойдет, надо еще дожить... С таким врожденным пороком сердца, как у Ани, жить не очень приятно, но можно. И операция дешевле: 34 тыс. рублей. Вместе с анализами, предоперационным обследованием, проживанием-питанием — 46 тыс. Деньги не катастрофические, но все же... Папы у Ани нет, погиб. Правда, кроме мамы, есть бабушка, дедушка, дядя — мамин брат. Не сразу, но собрали бы нужную сумму.

— Мы, как узнали, что нужна операция, бросились обзванивать родственников, друзей, — говорит Валентина Петровна. — Все свои сбережения потратили на переезд из Сургута в Москву, покупку жилья и обустройство. Сложность в том, что нам деньги нужны были быстро, хотели успеть прооперироваться до 1 сентября, чтобы в первый класс Аня уже здоровая пошла. И вдруг в «бакулевке» лечащий врач говорит: «Попробуйте позвонить в «Линию жизни». До этого мы понятия не имели, что есть благотворительная программа помощи детям, которым нужна операция на сердце. Позвонили, предоставили нужные документы – и меньше чем через месяц нас известили: в Бакулевский центр отправлено гарантийное письмо на 34 тыс. рублей.

Шансы растут

Что в России кажется чудом, в развитых странах давно стало обыденным делом. Например, благотворительность. У нас по телевизору рекламируют все что угодно — от пива до государственного монополиста под названием «Газпром» — но только не организации, помогающие людям. Изредка просочится информация про какую-нибудь благотворительную акцию с участием звезд театра и кино. А потом опять молчание. Стоит ли удивляться недавнему «открытию» социологов: больше половины наших сограждан вообще не знают, что благотворительные организации существуют. Конечно, большой вопрос, что будут делать российские фонды, собирающие деньги на лечение детей, если про них узнают все страждущие. Ведь пока в России страждущих многократно больше, чем тех, кто готов им помогать. Это в США девять из десяти взрослых граждан жертвуют деньги на благотворительность. У нас же, по последним соцопросам, лишь четверо из ста хоть однажды вносили средства в благотворительные фонды. Примерно столько же помогали конкретным людям, давая деньги на их лечение. Но, может, не филонтропствуют россияне по довольно простой причине? Многие ли знают, куда со своими пожертвованиями сунуться, чтобы быть уверенным: не разворуют твои деньги и не растранжирят, а потратят на очень конкретное благое дело? И все же что-то постепенно меняется. Та же программа «Линия жизни», о которой так неожиданно узнала анина семья, за три с небольшим года своего существования помогла полутора тысячам детей. Помогла потому, что нашлись люди, которые дали на это деньги. Есть еще несколько программ и фондов, благодаря которым уже спасены жизни и здоровье тысяч детей и взрослых. Значит, не так уж мы безнадежны... Понятно возмущение Уполномоченного по правам человека в РФ Владимира Лукина, который недавно заявил: «Сбор частных пожертвований на лечение детей лучше любой статистики свидетельствует о том, что государство с этой обязанностью справляется плохо». На самом деле наше государство плохо справляется не только с этой своей обязанностью. Но какое счастье, что все больше людей, которые, не дожидаясь, пока государство исправится, пытаются сделать что-то сами. Для себя и для ближнего.

Будем танцевать

— Бабушка, нечестно, ты все рассказываешь и рассказываешь, дай мне тоже рассказать! — Ане не терпится поделиться со мной впечатлениями от четырехдневного пребывания в «бакулевке».
— Ну, давай, про что хочешь рассказать?
— Про операцию!
— Ты разве не спала и помнишь операцию?
— Да! Ну, вернее... Меня положили на каталку, а мне плакать хочется. Потому что страшно. Я бабушке говорю: «Иди в палату, я тут сама...» Думаю: уйдет – поплачу, покричу. А потом какой-то укол сделали, я бах — и провалилась... Когда проснулась — уже все кончилось.

Вообще-то Ане много раз везло. Что родственники задумали переезжать в Москву и здесь нашелся доктор, присоветовавший «бакулевку». Что сосуды у нее оказались не узкие, как у другой девочки, которой делали операцию в те же дни, и все прошло без осложнений, за 17 минут. Что деньги нашлись быстро и Аня уже совсем поправится к 1 сентября... Быстро бегать и прыгать Ане пока не разрешают: сначала «зонтик» должен прижиться. Но танцевать, доктор сказал, можно. И Аня экспромтом демонстрирует несколько па. Валентина Петровна уже мечтает, как будет водить внучку на хореографию. Когда-то занимались, но пришлось бросить. Из-за бесконечных болезней.